Об итальянском языке мы могли сказать, что таким, каким он появляется из «ариа», он в принципе уже пение. Испанский язык, как мы уяснили, не совсем понятен без испанских народных танцев. В отношении русского языка мы ухватим важную нить, если увидим, что он находится между пением и танцем. Если выразить это образнее и, значит, вернее, то можно сказать: он парит между тем и другим. Но теперь стоит посмотреть, между каким именно пением и каким именно танцем.
Обратившись к тому и к другому, мы в иной октаве встретим знакомое двоезвучие – мечтательное и захватывающее. Может быть, можно с полным правом сказать, что наиболее характерные для России танцы родились большей частью на юге этой огромной страны. Но, как ни богат юг и на песни, все же нельзя представить себе русскую народную песню без севера и востока. Ей присущи два элемента: проникновенное ощущение твердого и темного и саморасширение в свечении особого рода. Россия страна великих басов, как Италия – страна великих теноров. Конечно, они соотнесены своим странам не случайно. Итальянскому тенору можно, даже должно подняться из области очерченных форм в такие высоты, где воздух соединяется с чистейшим светом в «серено». Русский же бас ныряет во тьму земли и пронизывает ее до невероятных глубин. Он протягивается к ней с внутренней теплотой, как бы желая смягчить твердое. Так он снова и снова причащается к матушке-земле своим пением. Ему непозволительно чересчур легко парить над нею, потому что она хочет, чтобы сначала ее подняли, понесли и придали ей форму. Таким образом, в басе душа русского народа поет особенно громко; а там, где поет хор, он становится по-настоящему русским лишь при басах, способных музыкально взять другие голоса на свои могучие плечи.
Если мы обратим внимание на то, как формируются темные гласные русского языка, особенно на столь характерное для этого языка «о», то из глубины мы услышим кое-что от этих теплых басовых нот. Но не будем забывать одного: тепло, о котором мы говорим, не извлечено из теплой, одаренной небесами земли, оно должно быть добыто человеком из земли жесткой. Много за ним труда и горя.
Мы уже много раз приходили к выводу, который можно описать примерно так: немногое сделано для понимания осины, березы, дуба, если сказано лишь то, что все это деревья. Но именно по такой «деревянной» схеме мы очень часто рассматриваем звуки или прочие элементы другого языка, то есть довольствуемся тем, что сопоставляем согласный с согласным, гласный с гласным, сортируем их по полочкам, отделенным друг от друга с удивительной точностью. Однако слова, звуки, вообще все элементы живого языка тем похожи на крылья бабочек, что теряют нечто от тонкой красочной пыльцы, если куда-то помещаются и закрываются. Язык всегда следует рассматривать в связи с явлениями жизни страны, народа, и мы попытаемся услышать, как он действует во всей своей целостности. Ведь в данной стране что-то совершенно определенное происходит потому, что в ней говорят на этом, а не на другом языке. И в человеке, рядом с ним и вокруг него происходит что-то вполне определенное оттого, что он с раннего детства учится произносить именно такие-то, а не другие звуки.
Чтобы правильно дифференцировать, вспомним еще раз о том, что мы, например, могли сказать о ряде итальянских согласных. Мы назвали его дионическим в противоположность ряду итальянских же гласных. Речь тогда шла об огненном, взрывном элементе. Но мы говорили и о том, что такой ряд гласных является главным образом отражением духовных движений и побуждений человека. Они вспыхивают при встрече с природой, но не вбирают в себя ее стихийные силы, как это можно еще ощутить на примере английского языка Вильяма Шекспира.
Согласные звуки русского языка занимают промежуточное положение. В них действует внутренняя жизнь с ее движениями и волнениями, во всяком случае, с ее эмоциями. Потому что для русского, как и для итальянца, не существует ничего, что он рассматривал бы без эмоций. Но одновременно этот язык, такой могучий и обильный в речи, очень близок к стихийным силам природы. Последние не просто описываются языком, но врываются в него и вырываются им. Там, где Пушкин описывает снежную бурю, не голая умственная схема: снежный вихрь крутится в душе у воспринимающего поэзию по-настоящему. Но он бушует не только в душе. Кусочек природной стихии вызван и воплощен магией языка и искусства.
Послушаем еще раз, чтобы живо ощутить, как буря – сестра адриатической Боры – ревет, воет и повизгивает зимним вечером.
Герберт Хан. О гении Европы. Россия. Последовательный дуализм звуковой шкалы. Каждый звук в мажоре и миноре
Человек, не выросший среди русского языка и как-то иначе не узнавший его поближе, может лишь тогда почувствовать его красоту и полнозвучие, когда услышит русское пение. Однажды великий итальянский певец Бенджамино Джильи сказал автору, что среди известных ему европейских языков он лучшим для пения наряду с итальянским языком считает еще и русский язык. Особенно это относится к тому, что касается так называемой «сфуматуры»- тончайших звуковых нюансов. А когда русский певец однажды выступал в качестве гостя за границей на оперной сцене, то после первого акта многие зрители спрашивали, не была ли эта партия тенора исполнена итальянцем.
Но почему этот язык отдельно от пения и музыки многим западноевропейцам кажется «жестким»? Ответ отчасти касается и других славянских языков, но русского в особенности. В языке внутри звуковой шкалы есть большое количество тонких различий, которые мы поначалу, пока наши уши не научились этому, вообще не воспринимаем. Как свет в гетевском смысле сам создает себе орган, способный его воспринимать, так и соответствующие звуковые нюансы должны сначала сформировать у нас в ушах орган, способный их различить. Другими словами, нам придется сначала самим научиться в речи тому, что итальянец называет «сфуматурой». К этому добавляется и еще одна трудность. Даже самое добросовестное и выверенное до мелочей описание русских звуков, как и значений слов в предложениях, не дает полного представления о них тому, кто не соприкасается с субстанцией языка. В результате в появляющейся по необходимости передаче, хромающей и лишенной гибкости, застывшим и жестким кажется многое из того, что на самом-то деле несет в себе богатую и красочную музыкальность. Нужно для примера послушать вначале, как при абстрактной передаче латинскими символами выговаривается слово вроде «чрезвычайный», чтобы потом воспринять, как это слово произносится урожденным русским.
Мы можем прояснить только некоторые характерные явления звуковой шкалы русского языка, более или менее произвольно выбирая некоторые слова из стихотворений, приведенных в предыдущем разделе. Например, в первом стихотворении Пушкина, в «Зимнем вечере», встречаются слова «буря» и «кровле». Для начала отвлечемся от всего остального и обратим внимание только на звук «р», который есть в обоих словах. В «кровле» он примерно соответствует немецкому, шведскому, итальянскому “r”, но такому, который нам известен из сценического языка, то есть это “R”, образуемое кончиком языка. Однако в «буре» этот же звук совершенно другой: не теряя своего характера по способу образования кончиком языка, он смягчается последующим «я». Это «ja” в русском языке передается единственной буквой, которая так и называется «ja”. Следует обратить внимание, что не происходит того, что мы легко достигаем благодаря латинской транскрипции, а именно того, что мы просто слышим r+ja. Последующее «я» действует уже внутри «р» и придает ему своеобразную окраску, вызванную «j”. Говорят, что происходит «йотация». Мы можем сказать и проще: в «кровле» у нас звук «р» в мажорной форме, а в «буре» соответственно в минорной.
Герберт Хан. О гении Европы. Россия. Русский язык в четырех музыкальных фразах. Вступление к разговору о языке
Пожалуй, лучше всего и точнее всего русский язык охарактеризован в проникновенных словах одного из его великих мастеров Ивана Сергеевича Тургенева. Он пишет: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, – ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя – как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома?»
Пусть эти слова Тургенева звучат в нас лейтмотивом, пока мы будем стараться в дальнейшем дать набросок хотя бы некоторых характерных черт этого великого и богатого языка.
Но сначала познакомимся на четырех примерах из русской поэзии со звучанием и с ритмом русского языка. Переводы на немецкий язык предшествуют соответствующим фрагментам или стихам. Они, конечно же, являются не более чем весьма несовершенным мостиком для первоначального понимания. Следующие четыре отрывка переведены автором.
"Центризбирком Киргизии должен в течение двух недель назначить повторные выборы депутатов парламента. Зампредседателя ЦИК Киргизии Абдыжапар Бекматов сказал, что выборы пройдут в течение 60 дней после принятия решения.
Выборы в Киргизии состоялись 4 октября. Представители партий, которые не прошли в парламент, устроили массовые волнения в Бишкеке. Пострадали около 700 человек. Из СИЗО были выпущены бывший президент страны Алмазбек Атамбаев, экс-премьер Сапар Исаков и другие политики. В результате ЦИК отменил результаты выборов из-за многочисленных нарушений." Источник: https://www.vesti.ru/article/2468280
КОММЕНТАРИЙ Если по итогам выборов большинство вдруг узнаёт, что оно проиграло, то результат будет, как в Бишкеке. Мы сейчас оставляем за рамками обсуждения политические платформы выигравших и проигравших в Киргизии. Речь идёт именно о ситуации, когда реальное большинство населения вдруг оказывается проигравшим. Посмотрев через призму событий в Бишкеке на ситуацию вокруг выборов в Белоруссии, мы можем ещё раз уверенно сделать вывод о том, что реальное большинство в Белоруссии победило. И потуги оппозиции доказать обратное обречены. Посмотрев через призму событий в Бишкеке на ситуацию вокруг выборов в России, мы можем понять, почему мало кто протестует по факту побед "партии власти". Потому что реальное большинство голосует, как правило, именно за "партию власти".
Чем дальше на восток, тем больше сама по себе жизнь становится ярмаркой. Но, чтобы представить себе ярмарку как таковую, нужно немного отойти от технических достижений нашего времени. Нам не нужно слишком много штучек, которые сами светятся и сами крутятся; нужно то, что зажигается руками и вручную же приводится во вращение. И не должно быть, как ни ужасно это звучит, чересчур много гигиены. Другими словами, чтобы почувствовать ярмарку, нам надо сделаться чуть постарше. Только тогда мы получим представление о том, насколько наши сегодняшние “Messen” еще являются ярмарками.
Ярмарка и еще цирк – это миры со своими законами. Они выходят далеко за рамки национальных границ. Настоящая ярмарка при всей ее торговле должна содержать в себе кое-что от детской любви к игре, а цирк, где бы он ни был и когда бы он ни был, совмещает немного торговли с игрой. И в обоих случаях общим является то, что их дух проявляется через запахи.
Конечно, при всей широте души и в России будет иметь место разница, было ли заранее время и возможность подготовиться к приходу гостей, или же те явились совершенно неожиданно. Предположим для начала последний случай. И даже в этом случае за короткое время делается на удивление многое.
Хозяйка или же вместе с ней та или другая из имеющихся в семье женщин тут же отправляется заниматься в кладовой и на кухне. Тем временем другие члены семьи обмениваются приветствиями с прибывшими – Антоном Сергеевичем и его женой Любовью Ивановной. Приветствия и принятие приветствий раньше в российских деревнях было действием долгим, обстоятельным и важным. Это были не пустые формальности, они принимались за нечто значительное, благодаря чему отношения между людьми по-настоящему лелеялись, углублялись и получали свежий импульс. Даже письма большей частью состояли из весьма серьезно написанных и не менее серьезно воспринимаемых приветствий. И поныне в русских приветствиях есть что-то от подобной субстанции. Правда, поцелуи и объятия существенно потеснены веяниями времени, но они не исчезли. Но к физическим рукопожатиям добавляются своего рода духовные рукопожатия, когда к «здавствуйте», «Бог в помощь», «добрый вечер» и тому подобным словам тепло и выразительно добавляются имена с соответствующими отчествами. Наиболее частым приветствием все еще является «здравствуйте», коротко произносимое как «здрассте»; при отношениях на «ты» это звучит как «здравствуй». При буквальном переводе это приветствие означает «Пусть Ваше или твое здоровье процветает!» И сюда же добавляются все имена и отчества, причем последние у женщин нужно заканчивать на «а», и используются – при доверительном общении – все возможные уменьшительно-ласкательные формы. Речь буквально напичкана и там, и сям именами вроде Тимофей Александрович, Ирина Алексеевна, Степан Степанович, Иван Иванович, Апраксия Ивановна, Николай Васильевич, Саша и Сашенька, Люба и Любочка, а также словом «голубчик» в значении «голубок ты мой» и совершенно запросто еще и «душа моя». Достаточно показательно, что со словами «душа моя» обращаются как раз к другому человеку. Поскольку и знакомые, к которым обращаются на «Вы», весьма скоро начинают называться по имени и отчеству, вся тональность общения получается непринужденной и свободной. Никто не сидит высоко на своем коне, не сходя с него или же не будучи с него снятым благодаря естественности социальной среды. Может быть, в этом обязательном отчестве есть что-то большее, чем обычно принято думать с поверхностной точки зрения. Шиллер в своем фрагменте о Дмитрии говорит о Росси как о стране, в которой «правит отец». К объединяющему всех материнству земли добавляется еще и невидимый, но вездесущий отцовский элемент, который в свою очередь сближает людей.
Местность в большинстве областей европейской России простирается равномерно, но русский человек по природе своей не любит слишком равномерного ритма. Пульс его жизни безо всякой болезни скачет. Образно говоря, длинные дистанции проходятся медленно, чтобы потом вдруг стремительно понестись. Копят днями, неделями, месяцами, чтобы потом расточительно израсходовать все враз. Мы еще поговорим об этом феномене и должны будем исследовать, каким образом он связан с естеством русского человека.
В данный момент остановимся на накоплении и расточительстве. Мы можем их особенно хорошо понять, если задумаемся об одной из основных социальных черт русского человека, русского дома: о гостеприимстве. Русский дом, русское жилище, будь оно скромным или богатым, тесным до невозможности или просторным, - кажется всегда приспособленным к этому гостеприимству. Если в обстановке царит достаток, то мебель не набивается до такой степени, чтобы стать главным содержимым. Определенные предметы мебели, как, например, излюбленные диваны, подставки для цветов и даже сами цветы и растения, повторяясь бесчисленное количество раз, обнаруживают типичные виды и формы. И стены в жилых комнатах почти никогда не перегружены картинами или другими украшениями. Часто они просто демонстрируют голую известь в ее безупречной белизне, постоянно обновляемую побелкой. Гость из-за границы, наверное, поначалу задает себе вопрос, как же можно в таких помещениях удобно устроиться самим и другим.
Этим вопросом стоит заняться подробнее, так как он ближе подводит нас к русской жизни. Наверное, следует вспомнить, что мы говорили в первом разделе этой работы о прибытии в Италию. Мы тогда упомянули, что широкие желтовато-коричневые фасады домов поначалу кажутся иностранцу довольно пустыми. И мы сказали: надо принять во внимание итальянское солнце, всегда иметь его в виду, чтобы понять столь небольшую потребность в красках. У русского человека ощущению пустоты противодействуют иные, менее осязаемые факторы. Во-первых, он не такой уж глазастый, а человек, который «видит ушами» и желает быть ушами же и «увиденным». Визуальное для него не первично. Для него пространство наполнено прежде всего тем, что в нем говорится. А в том, что говорится, и еще больше в том, как говорится, проявляется и еще один элемент, в духовном смысле весьма творческий: сильная субстанциональная душевность. В другой главе мы еще лучше сможем разглядеть первичные духовные силы, присущие русскому языку. То, что передается от одного к другому речью, несет в себе теплоту, которая в глубинном смысле сама способна создавать пространство и которая заменяет собой многое другое.
Переформулирую вопрос, используя образ Александра Блока: Надо ли нам, русским, чтобы «мы, как послушные холопы, держали щит меж двух враждебных рас»?
Нам, русским, это ЗАЧЕМ?
Пора бы понять, что никаких «посредников» на войне не бывает. Нейтральный посредник – это как раз послушный холоп, нанятый либо по своей дури подписавшийся под опасное дело держания этого самого «щита».
Другое дело, если под видом «посредника» в дело влезает сторона, имеющая свои интересы. И я был бы совсем не против влезть в наших интересах, но:
Какие выгоды, какие интересы могут быть у России в случае посредничества в Карабахе?
Никто не говорит. И не то что хитрят и скрывают. Но дело в том, что никто реально этого не знает!
Если кому-то кажется, что посредничество в Карабахе есть шаг к восстановлению СССР или даже Российской империи, то это вредная иллюзия. И даже об увеличении пресловутого «рейтинга» или «влияния» России в данной ситуации и речи не может быть.
Если кто-то полагает, что мы, русские, способны реально помирить между собой армян и азербайджанцев, что ПОЭТОМУ, вследствие такой нашей поразительной способности к умиротворению, мы ОБЯЗАНЫ вмешаться из гуманитарных соображений, - то это опять же ошибка! Никакой особой умиротворяющей «кармы» мы как русские в себе не несем. А если даже и несем, то армянам и азербайджанцам сию «карму» мы передать не сможем. Спасибо ещё, что в Армении и в Азербайджане практически нет антирусского бытового национализма. Да, нашим ребятам будет легче, чем другим, выполнять холопские функции держания щита между вражескими силами в Закавказье. Это я говорю как офицер, побывавший там в связи с началом войны между армянами и азербайджанцами. Да, русским в Закавказье проще, чем другим. Но это не основание для того, чтобы именно русским становиться холопами. Я у армян спрашивал ещё тогда, в 1988 году, ЗАЧЕМ нам это нужно? На понятном языке спрашивал: к(е)л(е)рис индз петка эт ашхатанк(х)е ев цараюцьюне!? – Ответа не получал!
Реально межнациональные войны заканчиваются не «посредничеством», а решительным выступлением на одной из сторон. Это прекрасно понимал Сталин. Он сразу с приходом Красной Армии в Закавказье направил своим разъяснение, что по вопросу о Карабахе нельзя занимать позицию между сторонами, а надо принять одну из сторон – всё равно какую! И результат известен: обе стороны отказались от притязаний на Карабах, вопрос был решен в Москве, и наступили семь десятилетий настоящего мира! Так было тогда. Но сейчас и так не получится! Тогда Москва несла в Закавказье новую жизнь и новую идеологию. А сейчас ничего такого мы не несем и не принесем! И поэтому мы не разрешим конфликт, приняв одну из сторон.
Так хотим ли мы, чтобы «мы, как послушные холопы, держали щит меж двух враждебных рас»?